Жила-была лиса, хитрая, как все лисы. Ночку целую бродила она в поисках пропитания и так ничего и не нашла. А как наступил ясный день, вышла лиса на дорогу, легла под куст и задумалась — что бы ей такое сотворить, дабы раздобыть съестного.

Лежа так, мордой на лапах, учуяла вдруг лиса рыбный дух. Тут она чуть приподняла голову и, глянув вниз вдоль дороги, увидела приближающуюся подводу, которую тащила пара волов.

— Прекрасно! — подумала лиса. — Вот и пропитание, которое я ждала. — И тут же выползает из-под куста и растягивается посреди дороги, будто мертвая.

Вот подвода приблизилась к лисе, мужик, погонявший волов, увидел ее и, решив, что она взаправду дохлая, крикнул на волов: «Ахо, ахо!»

Волы стали. Подошел мужик к лисице, посмотрел на нее, увидел, что она не дышит, и молвил: «Бре! Какого черта лиса подохла именно здесь?! Тю!.. Ну, и красивую же кацавейку сошью я жене из шкуры этой лисицы. Сказав это, схватил он лису за загривок, поволок к возу и, поднатужившись, кинул на рыбу. А потом прикрикнул на волов: «Хэйс, Жоян, ча, Боурян!» Волы тронулись. Шагал и шагал мужик рядом с волами и все понукал их побыстрее двигаться, чтоб скорее до дому добраться и шкуру с лисы содрать.

Однако же, как только волы тронулись, лиса тут же принялась скидывать лапами рыбу с подводы. Мужик погонял, воз скрипел, а рыба все падала да падала.

Когда воровка-лиса накидала на дорогу достаточно рыбин, прыг — соскочила она и торопливо принялась собирать рыбу. А собрав в кучу, перетаскала рыбу в свою нору и давай уплетать — очень уж она была голодная.

Но только приступила к завтраку, как является к ней медведь.

— Хлеб-соль, кума! Тю!!! Никак у тебя рыбка! Угости и меня. Страсть как есть хочется.

— Перебьешься, куманек, потому что не на дядьку я трудилась. А ежели тебе так невтерпеж, поди-ка и ты помочи хвост в пруде. Будет и у тебя рыбка на закуску.

— Научи, кума, будь доброй, я-то не знаю, как рыба ловится.

Осклабилась тогда лиса и говорит:

— Эге, куманек, разве ты не знаешь, что нужда замучит, а всему научит. Послушай, куманек, хочешь поесть рыбки, сходи вечерком к пруду, что на краю леса, хвост в воду опусти и посиди так на месте, не двигаясь, до самого утра, а тогда рвани побыстрее к берегу и вытащишь целую кучу рыбы, может, вдвое, а то и втрое больше, нежели я.

Не говоря ни слова, кинулся медведь к пруду, что на краю леса, и сунул хвост в воду...

А в ту ночь подул такой холодный ветер, что язык примерзал к нёбу, и даже зола под огнем и та застывала. Камнем замерзла и вода в пруду. И как прихватит медвежий хвост, будто клещами какими. Терпел-терпел медведь боль и холод, а когда стало невмоготу, рванул что было силы. И бедняга Топтыгин не только рыбы не добыл, но и хвоста лишился. Стал он тогда грозно рычать, от боли подпрыгивать и обозленный на лису за то, что она обдурила его, решил побить ее до смерти. Но хитрюга лиса знает, как уйти от медвежьего гнева. Вылезает она из своей норы, забирается на ближайшее дерево, в самое дупло, и как завидит бесхвостого медведя, принимается кричать.

— Гей, куманек! То ли рыба объела у тебя хвост, то ли ты пожадничал и не иначе, как всю рыбу в пруду извести задумал?

Видит, что над ним к тому же еще и издеваются, медведь пуще прежнего, озлился и кинулся к дереву. Но вход в дупло был такой узкий, что медведю никак в него не забраться. Нашел он тогда ветку с сучком и принялся ковырять ею в дупле, чтобы выкурить оттуда лису и выдать ей сполна... Но как только медведь зацепит лису за ногу, она и закричит: «Тяни, болван, сколько влезет! За дерево тянешь». А как сучок зацепится за дерево, она орет: «Караул, куманек, не тяни, ногу сломаешь!» Напрасно старался медведь до седьмого пота, все равно не удалось ему лису из дупла выковырять. Так и остался медведь с носом, одураченный лисой.